Без ограничений

// Начало · Библиотека · Проекты · About \\ Updated 2012.01.10

Мартынов Алексей aka Neon_Kaligula
- 2008.02.28 — 2008.03.21 -

Отдельное спасибо Доброзлой девочке за настроение и идею.


Everybody's going to the party
Have a real good time,
Dancing in the desert
Blowing up the sunshine.


— На мой взгляд, самый лучший чай — это заваренный в специальном чайничке. Причём, чайничек должен быть обязательно фарфоровым и с высоким носиком. Металлический, конечно же, допустим, но со временем он имеет тенденцию ржаветь, а также чай потихоньку накапливается на его стенках. Так уж повелось — металлическую поверхность, особенно внутри, не делают достаточно гладкой. Кому как, но эти старые слои влияют на вкус чая нового. Что уж говорить про деревянные чайнички. Конечно, есть круг людей, которые предпочитают деревянную посуду, ссылаясь на то, что без неё еда или напитки теряют свой вкус. Не спорю, так как дерево даёт свой привкус, то без него вкус у еды будет другим... у напитков тоже. Впрочем, как я уже сказал, самый лучший чай — это тот самый, первый, без привкусов и добавок. То есть, лимон, сахар, мёд, варенье — это вкусно, но это уже не чай, это уже лимон, сахар, мёд, варенье с чаем. Для получения чая, кроме, собственно, хорошего чая и фарфоровой посуды, надо ещё соблюсти некий ритуал. Я делаю это так: заливаю чай кипятком на 2-3 минуты, после чего переливаю чай в чистую посуду и быстро прячу его в прохладное место типа погреба или холодильника. Так он не теряет свой вкус. Если у вас есть место, где прохладно, и где не хранится чего-нибудь пахучее, то лучше поставьте чай туда.

Отдаёт в голове до сих пор. Он бредил, у него был жар. С утра ему стало плохо — тошнота, озноб, температура повышалась, слабость во всём теле. Было похоже на отравление, впрочем.

— Ну ладно, ещё месяц подзаработаю, а потом... Ну да, я материалист, и что с того?

Да что они там всё время говорят?

За окном было пасмурно и темно, всё небо было грязного серого цвета с прорехами, солнце с утра так и не показалось. Но дождь всё не шёл и не шёл. Автобус мерно урчал двигателем, по ногам дул тёплый воздух из обогревателя. Неторопливо катясь по маршруту, неторопливо открывая двери на остановках, чтобы в них ворвался прохладный уличный воздух... он только будит ото сна, заставляет чуть приподнять веки, но не более. Всё равно двери закроются, и я снова начну засыпать, положив голову на плечо. Мир ленился сегодня, ну или мне так казалось.

— Витя! Витя! Витя, мальчик мой! — пробежала мимо полная женщина в желтом пальто. Кто-то откликнулся ей на задних сидениях.

— Бр-р-р, Хр-р-р, — хряпнул ей в ответ Федор, всё так же глядя в окно скучающим взглядом.

На ухо ему села муха, и он нехотя повёл головой. Муха, такая жирная, тяжёлая, грузно взлетела и плюхнулась рядом на спинку сиденья.

Через пару остановок откуда-то понабежали люди, быстро заняли сиденья, он даже уступил своё тёплое местечко какому-то старику с сумкой на колёсиках. Тот неуклюже протаскивал её через вертушку, быть может, этим и разбудил его. Почти в самых задах автобуса сидели двое. Один был с грустным лицом и бутылкой пива, смотрел отрешённо в пол, закинув ногу на ногу.

— Коль, — спросил его второй, — тебе плохо? — Коля часто закивал и сжал губы. Ну... хочешь... сходим щас в клуб, успокоишься... да ладно тебе, что ты в самом деле. Не думай о ней.

Вот. И эти туда же. Почему же мне так скучно? Он мельком взглянул на человека с пивом. Не верю, что он такой старый. Это только сейчас, только в данный момент он стареет, потому что он хочет стареть. Он не хочет жить, впрочем. Или хочет? Я иногда думаю, что страшнее — жить в постоянных муках, или умереть? Те, кто помоложе — подростки, дети, не хотят умирать, но иногда поступают так. Те, кто постарше, в том числе и всевозможные культуры, запрещают умирать вообще. Человеческая жизнь, жизнь простого человека — самое ценное, ибо без человека не будет культуры, без простого человека не будет сложных, не будет ничего. Хотя нет, вру, будет что-то другое.

А что делать, если скучно? Его бросили, но ведь это временно. А скука — это разрушения. Это действия на кого-то другого.

— Она ведь тебя не любила никогда, — проговорил он тихо, как бы невзначай нависая над брошенным, — а ты был просто дураком. Ты и сейчас дурак. Она не помнит тебя, у неё был другой ещё много раньше вашего расставания. Она забыла тебя ещё тогда. И теперь ты один, убиваешь себя и отталкиваешь остальных.

— Я хочу сдохнуть.

— Вскрой вены.

Он вышел, тут снова становилось скучно.

Иногда мне кажется, что всё это бред. Иногда мне кажется, что ничего вокруг не существует, и что стоит мне как-то неосторожно вздохнуть, и вся иллюзия вокруг меня лопнет, и сам я перестану существовать.

— К слову, о приготовлении пищи. Именно о приготовлении, а не о самой пище. Ножи. Чем вы режете? Сейчас много продают много дешёвых кухонных ножей с пилками на месте лезвия. Очень удобная вещь — дешёвая и в принципе вечная — ею можно работать на любой поверхности, хоть резать хлеб на камне. Даже когда нож основательно затупился, то он всё равно продолжает пилить. В какой-то момент он достигает так сказать предела своей тупости, потому что режущая кромка стала плоской. И всё, режущие свойства ножа становятся постоянными. Но. Пила — это, конечно, хорошо. Но! Она никогда не даст ровных кусочков, ровных поверхностей. На каждом кусочке будут видны бороздки и неровности, а если вы режете что-то мягкое, например, только что сваренную курицу, то у вас будет получаться месиво и рваные куски, как будто их отрывали зубами. Я советую использовать кухонные ножи без пилки, но с широким полотном. Цена не так уж важно — совсем не обязательно покупать ножи ценою свыше 500 рублей, и тем более ножи за 5-10 тысяч вам ничего не дадут. Эти ножи рассчитаны на поваров в ресторанах, где они постоянно в работе и за ними ухаживают. Тогда они дадут выгоду. А в остальном это будет бесполезная трата денег.

Какой-то странный набор информации. Так вблизи смотришь на неё, и она вроде осмысленная, цельная. А издали это похоже на рисунки абстракционистов — тут мазок, там пятнышко. Сами по себе мазки и пятнышки имеют смысл. Вот, скажем, синее пятно — это синее пятно, как ты его не поверни. А как посмотришь чуть в сторону, а там уже какое-то зелёное пятно, а на него налезает красная полоса. И что это, откуда это, какая тут связь? Не понятно. Хотя...

— Захожу в квартиру, спотыкаюсь и падаю. Чуть не раздавила кота. Неуклюжая. Что-то чёрное прижалось на пару секунд к стене, скрутилось в комок и рвануло в сторону кухни. Я пошла за ним, но никого не нашла. Да и не было никогда. У меня ведь нет котов... нет котов...

Где-то я это уже слышал.

— Ты боишься галлюцинаций? — спросил он, глядя в потолок.

— Не то чтобы, — она помолчала, и вдруг затараторила, — понимаешь, они приходят когда у меня всё хорошо. Они ломают что-то. Как будто приходят вырвать меня из состояния «хорошо», и им это удаётся. Появляются и быстро пропадают, раздразнят и уйдут.

— И что же ты будешь делать?

— Я не знаю. Если бы я знала... не важно.

— Нет, важно, — он приподнялся на локтях и повернул к ней слегка припухшие от сухого воздуха глаза. Почему именно сейчас она кажется такой сильной, хотя слова говорят о другом? Она готова плакать, вон, глазки на мокром месте. А какие у неё глаза красивые, они почти всегда смеются, и даже сейчас. Просит о помощи как обычно в своём стиле.

— Я знаю, кто послал ко мне дьявола, — она посмотрела сквозь него.

— Чушь.

Через полчаса, когда он уснёт, она пойдёт в ванную и вскроет себе вены. Он проснётся через час после этого, на часах будет 02:12 ночи с субботы на воскресенье.

Он смотрел на неё. Она уже давно умерла. Тело было холодным.

— Я тебя люблю, — тихо сказал он, выпил на кухне и ушёл спать. — Я не хочу смерти. Многие ошибаются. Ошибки не стоят жизней. Жизнь дороже всего на свете.

— Почему ты так думаешь? — спросил кот, отделяясь от стены и садясь около батареи.

— Это на биологическом уровне. Если все будут умирать, то не будет нас. Не будет человечества. Каждая жизнь дорога потому, что эта жизнь может сыграть ключевую роль в роли всего человечества. Это так пошло с самого начала. Закон выживания. Тот, кто не приспособлен к окружающей среде, тот умирает. Все, кто не был согласен с темой продолжения рода, те умерли.

Кот лизал лапу и молчал. Очень долго было тихо, едва слышалось только уютное почмокивание кота. Наконец, в темноте около батареи, откуда только что доносилось чмоканье, резко открылись два светящихся глаза и уставились на него.

— Циниками не бывают в таком возрасте, — глаза стояли неподвижно и не моргали, — для этого надо прожить по крайней мере лет 60. А ты ещё молод, многого не понимаешь. Тебе ведь наплевать на человечество, ты всего лишь хочешь вернуть её.

— Да.

Свет давил на глаза почти физически. Она сидела рядом на кресле и читала книжку. Сквозь прикрытые веки он видел зажившие шрамы на её руках. Слегка бледное лицо, но живое, такие же смеющиеся глаза.

Прошло несколько часов, и вот они стояли в метро. Он поставил на пол большую спортивную сумку, достал автомат и открыл огонь по стоящим на платформе людям.

— Развязка должна быть быстрой, надоела тягомотина. К тому же я просто устал, извини, малыш.

Он посмотрел на неё. Она была спокойна, как-то безучастно поглядывая на валяющиеся на полу трупы и измазанные в тёмной крови пол и стены. Он опустил ствол: и это скучно. Он хотел развлечься, а не получилось. Несколько секунд было забавно — только что живые тела прошивались пулями, и те становились мягкими, падали и лежали как мешки с картошкой. Всё это было похоже на какую-то компьютерную игру — главный герой идёт по локациям в поисках врагов. Хрупкие враги и почти бессмертный главный герой. Когда враги стали подниматься, он не удивлялся. Тёмные пятна и следы от пуль на глазах пропадали, люди вставали, потирали ужаленные пулями места, кряхтели и стонали. Было так интересно смотреть на опустевшую в несколько секунд станцию, и на то, как она снова заполнялась серой гудящей массой...

Пока хватало сил, он стрелял, они выбили у милиционера автомат, и она тоже включилась. Подошедший через минуту поезд был взорван гранатой. Всё, больше гранат не было, а обоймы было всего две. Под грохот, прикрывая руками голову и глаза от пыли и падающих сверху обломков, они спрыгнули на пути и побежали.

...

— А что есть смерть?

— Смерть — есть всё. И даже чуть больше. Без смерти нету жизни, равно как, впрочем, и без жизни нету смерти. В этом смысле они равны. Я не смогу уснуть, если кого-то не убью. И в принципе хорошо, что они потом встают — можно убивать и убивать. Это как игра в шахматы: главное — процесс, а от результата ничего не изменится.

...

— Кто ты такой?

— Сомневаюсь, что тут нужны имена. Это только идентификаторы, они могут быть любыми. Зовите меня «Первый».

...

Он выглянул в окно. Там занималось утро нового дня. Она спала на кровати за спиной, нервно вздрагивая от очередного взрыва или крика.

— Зажигай! — проревел кто-то хрипло, и через секунду что-то вспыхнуло вдалеке, а затем в воздух взмыл столб огня и раздался глухой рокот. Она неохотно повернулась на другой бок.

Устал.

Он щёлкнул выключателем. Свет не работал. Ничего не работало. Ни воды, ни электричества, ничего. Там за окном, они все устали, но им нечего делать — они не могут убить друг друга. После каждой смерти они встают и продолжают. Никто ничего не делает — они хотят есть, но это не обязательно, ведь никто не умрёт от этого. Они хотят пить, но это тоже не нужно. Вообще ничего не нужно. От скуки они громят друг друга и всё вокруг. И вот только у меня, наверное, остался страх. Страх потерять самого себя, и стать такими, как они. Страх потерять её, которая сейчас спит рядом. Я тоже хочу спать, но не могу. А она... а она может себе это позволить, и пусть будет так. Хотя, что толку.

По двери кто-то стал отчаянно колотить.

— Ты ведь сам этого хотел. Снятие ограничений, свобода и равенство. Братство — это уже по вашей части, — сказал чёрный кот в углу.

— Да. Скука — это зло, нет ничего страшнее скуки. Даже один скучающий может перевернуть мир, что уж говорить про мир, который скучает целиком.

Он сел рядом с ней, прислонился спиной к стене.

— К чёрту всё, мне надоело.

Глаза его потихоньку закрывались, по телу разливалось приятное тепло и умиротворённость. Он моргал всё медленнее и медленнее, подолгу не поднимая век.

Она лежала в ванной слева от него, холодная, мёртвая со вскрытыми венами. Он сидел рядом, прислонившись спиной к стене, моргая всё медленнее и медленнее. Сквозь полуприкрытые веки он посмотрел вниз — руки его потихоньку синели, и запястья были в свежей крови. Он чувствовал как жизнь уходит из него.

— Спасибо, — прошептал он и закрыл в последний раз глаза.

— Так чего же ты хотел? — промурчал кот, отворяя лапой дверь. Но ему уже не ответили. — Мда. Как вы мне надоели.

Кот тенью проскользил по стенам и запрыгнул на подоконник.

— Вот так посмотришь, и вроде одно. А так, — он провёл запой перед глазами, вслушиваясь в сумасшедшие крики, вой и рёв сирен, грохот взрывов и падающих зданий, — совсем другое. Жаль... очень жаль.

— Если не хотите думать о проблемах с рисом — промывать его и всё в таком духе — то берите рис в пакетиках. Да, не стесняйтесь, это вполне нормально. Такой рис уже промыт, расфасован в порционные пакетики, его нужно только варить на слабом огне минут 20, потом дать стечь воде. И можно подавать к столу. При этом он будет рассыпчатым, и никто не мешает использовать при этом специи. Помните, что время — деньги. Гости будут рады вкусной еде, а вы — её быстрому и простому приготовлению. Не гнушайтесь нововведений. Самый распространённый и самый опасный миф — это миф о том, что в старину всё было лучше, вкуснее. В старину люди редко доживали до 50 лет, и отнюдь не от того, что им отрубили голову. Ну, и напоследок, хочу обратиться ко всем хозяйкам и хозяинам. Помните, что всё в ваших руках. Нет слов «не могу», есть «не хочу». Удачи вам!


END.